ЧЕРНОБЫЛЬ
Добрались, посмотрели.
Много читал и слышал о том, как это круто сделано, но, кажется, ни разу о том, что это выдающееся произведение искусства.
А это оно.
(предупреждая дурацкие шутки - я не о грядущем сериале на НТВ, который никто из нас пока не видел, а о сериале Крэйга Мазина с НВО)
Замеченные мной обсуждения крутились вокруг неслыханной исторической точности, вплоть до мельчайших деталей, и немногочисленных проявлений «клюквы».
А также вокруг того, с любовью ли это сделано к России и русским или с неприязнью.
А еще вокруг того, должны ли были это сделать мы.
Все три вопроса элементарные.
Нарушения исторической правды в сериале есть, в некоторых признаются сами авторы. Ну и что? Это игровой фильм, а не документальный. Допустим, висит в кремлевском коридоре сюрреалистически-увеличенная копия картины Репина «Иван Грозный убивает своего сына» из Третьяковки. Ясно же, что это просто образ власти, своими руками убивающей самое дорогое, а потом лицемерно над трупом рыдающей.
Насчет любви, все зависит от того, отождествляете ли вы СССР с РФ, а государство - с живущими в нем людьми. Если да, то с любовью плоховато. Если нет, то несложно увидеть нежность авторов по отношению к большинству персонажей, включая Горбачева и Дятлова.
Наконец, мы это сделать были не должны, поскольку все равно бы так не смогли. См. сериал НТВ, скоро на экранах.
Теперь о важном - художественных открытиях «Чернобыля».
1. Это фильм о конце света. И, как Ноев ковчег, собрал не только очень разные типажи, но (удивительным образом) разные жанры, которые составлены вместе так деликатно и умно, что этого почти не замечаешь. Первая серия - хоррор. Вторая - фильм-катастрофа. Третья - мелодрама о погибающем пожарном. Четвертая, с собаками, - постапокалиптика. Пятая - судебная драма. При этом швов не видно; это не пять разных фильмов в одном и не пять (или сколько их там) сюжетных линий, а единая художественная ткань.
У Светланы Алексиевич в «Чернобыльской молитве» (гениальная книга, кто не читал, сам виноват) эффект вселенской катастрофичности создается за счет многоголосья свидетелей и участников событий. В основанном на этой книге фильме НВО в диалог вступают не только они, но и виды, формы, языки кино.
2. Легасов - интереснейшая модификация образа «безумного ученого», ключевого для современной, в широком смысле, культуры, от Фауста и Франкенштейна до доктора Джекила. У кино с ним свои отношения. Начиналось с опасных безумцев (Калигари, Мабузе, те же Джекил и Франкенштейн). Потом их начали изображать с юмором (вспомните «Иван Васильевич меняет профессию») и даже любовью (док Эммет Браун из «Назад в будущее»), постепенно дошло до преклонения в недавнем байопике Стивена Хокинга.
Ключевым этапом дестигматизации становятся «Игры разума», где ученый откровенно безумен, но это не мешает ему быть главным положительным героем, которому всецело симпатизирует зритель.
Легасов, конечно, не безумен в точном смысле слова, но на фоне советской политической и социальной системы его поведение нарушает все нормы. Начиная с попытки противоречить генеральному секретарю, он ведет себя как ненормальный. И это делает его героем в большей степени, чем его бесспорное знание предмета и ряд решений по борьбе с последствиями катастрофы.
Теперь к Ульяне Хомюк. Не случайно же она - единственный вымышленный персонаж среди главных героев фильма. Безусловно, она для Легасова - «вымышленный друг», как Чарльз в «Играх разума». Хомюк воплощает ту последовательность, моральную стойкость, бесстрашие, которые мечтал бы в себе видеть Легасов. Не будь ее, не решился бы на свои подвиги он.
И недаром на роль взята Эмили Уотсон, более всего известная по роли юродивой и святой Бесс из триеровского «Рассекая волны», где она в прямом смысле слова растворялась в пространстве, чтобы совершить чудо и спасти обреченного мужа.
Так же, как неслучайно рядом с ней (в кульминационной предфинальной сцене, когда увозят Легасова) - аппаратчик Щербина, сыгранный ее партнером по фильму Триера Стелланом Скарсгордом. Этот волевой и мужественный персонаж - еще один «двойник» Легасова, его внутренний прагматичный собеседник.
Вообще же фильм о катастрофе, где подлинно главный герой - не человек дела, а человек мысли, ученый, который не переживает никаких приключений, а исключительно думает и говорит, - невероятная редкость для кинематографа, обычно (особенно в такой тематике) требующего движухи.
3. Ужасно интересно устроен сам рассказ в фильме. Он закольцован - от взрыва до флэшбеков с событиями, предшествовавшими взрыву. То есть, авторы подчеркивают: круг замкнулся, ничего не изменилось и не могло измениться, невзирая на тысячи погибших и десятки тысяч пострадавших. Но при этом центральный и подлинный сюжет «Чернобыля» - в том, чтобы разорвать порочный круг лжи, что фильм и делает (сравните, опять же, с будущим сериалом на НТВ, где как минимум намекают на конспирологическую теорию о подрыве АЭС американскими шпионами). В этом смысле невероятная детальность материального мира - не просто прием и доказательство серьезности намерений, а целая концепция преданности правде, исторической и художественной, которая и может быть единственным эффективным оружием против возведенного в систему и мировоззрение, да чуть ли не в религию, вранья.
Колоссально.